Один воин в кольчуге подскакал, высоко подняв широкий меч и желая опустить его на Конана, но киммериец направил длинный шип своего шипа в грудь нападавшему и одним рывком своей могучей руки вырвал его из седла. Жеребец Конана, приученный к битвам, ударил копытами передних ног лошадь противника, и Конан направил его дальше, в гущу сражения.

В грохоте и сумятице звенящих клинков и орущих глоток звучал клич:

— Конан! За киммерийца!

Пора, подумал Конан и увидел Наруса во главе двадцати своих солдат, нападающих на врага с тыла. Для дальнейших размышлений времени не оставалось. Он обменялся сильными ударами меча с парнем, кольчуга которого была забрызгана кровью его предыдущего противника. Он увидел, как один из его солдат падает на землю с разрубленной головой. Убийца промчался мимо, размахивая мечом и выкрикивая боевой клич. Конан высвободил ногу из стремени и ударом вышвырнул из седла победителя. Одновременно с этим он успел отбить своим мечом меч другого противника и вонзить клинок тому под подбородок, там, где кожа виднелась над звеньями кольчуги. Мертвый, воин поник в седле. Тот, кого Конан сбросил на землю, поднялся на ноги. Конан отразил его выпад и следующим ударом опять швырнул его в пыль — мертвого.

— Кром и сталь!

— Конан! Конан!

— За киммерийца!

Это было уже чересчур для агрессоров: сжатые с двух сторон, они увидели в самом эпицентре боя огромного северянина, одержимого боевой яростью, а противников было не счесть в сутолоке сражения! Страх охватил одного, потом другого. Паника росла, и теперь у них была только одна мысль: добраться до безопасного места. Когда они бросились бежать, рассыпаясь по всем направлениям, некоторые из наемников принялись преследовать их с радостным улюлюканьем, как охотники дичь.

— Назад, идиоты! — рявкнул Конан. — Чтоб вас Эрлик забрал! Назад!

Нехотя они прекратили погоню и вскоре после этого последний человек в кольчуге, который еще в состоянии был бежать, исчез в лесу. Люди отряда вернулись назад с победным воплем на устах.

— Великолепный план, киммериец, — крикнул Нарус, смеясь и рысью подъезжая ближе. — Бросить нас неожиданно в тыл непрошеным визитерам.

Его доспех был забрызган кровью, но ни одна капля не была его собственной. Тощий человек, каким бы несчастным он ни выглядел, с клинком в руке мог потягаться с Махаоном, и никто не мог бы одолеть ни одного из них — за исключением Конана.

— Ставлю десять против одного в золоте, что они не сообразили, сколько нас всего!

— Это пари слишком легко выиграть, — ответил Конан, слушая вполуха. — Махаон! — крикнул он. — Как у нас с потерями?

— Я как раз считаю, киммериец. — Ветеран завершил свой обход и остановился перед Конаном. — Двое убитых и двенадцать раненых, которых нужно положить в повозки, — доложил он.

Конан мрачно кивнул. Более двадцати врагов лежали на лужайке, разбитой множеством копыт, и только несколько из них еще слабо шевелились. Примерно столько же осталось у края леса с оперенными стрелами в груди. В том суровом мире, где жили наемники, это все означало не более чем исход вничью, потому что враги найдутся всегда, в то время как новых наемников не так-то просто завербовать.

— Посмотри, не осталось ли в ком-нибудь достаточно жизни, чтобы ответить на наши вопросы, — приказал киммериец. — Я хочу знать, кто натравил их на нас и почему.

Махаон и Нарус быстро разошлись. Они осматривали лежащих вокруг, то и дело переворачивая то одного, то другого. Наконец они вернулись назад вместе с истекающим кровью человеком. Ужасная рана пересекла лицо и шею.

— Пощады, — прохрипел он. — Имейте сострадание...

— Имя того, кто послал тебя, — потребовал Конан. — Всех ли вы должны были перебить или только некоторых?

В намерения киммерийца не входило убивать беспомощного раненого пленника, но тот, вне всякого сомнения, опасался худшего. Он поспешно ответил:

— Граф Антимидес. Он приказал нам убить вас, а леди Синэллу целую и невредимую, однако в цепях и нагую, доставить к нему.

— Антимидес! — прошипела Синэлла. Наемники удивленно смотрели на нее, когда она стремительно шла по полю битвы. Повсюду кровь, убитые, умирающие — это зрелище не для женщины. Но Синэлла, казалось, вовсе не замечала этого.

— Так это он осмелился идти мне наперерез? — продолжала она. — За это он заплатит своими глазами — и еще тем, что делает его мужчиной! Я...

— Миледи, — прервал ее Конан, — те, кто на нас напал, сейчас, вероятно, собирают свои силы, чтобы повторить попытку. — Он беспокоился за нее, не за себя. — Вам нужно тотчас возвращаться в Ианту, и лучше всего верхом.

— Назад, в город? — Синэлла резко кивнула. — Да. И когда я там появлюсь, Антимидес заплатит мне!

Ее глаза светились ожиданием мести. Конан позаботился о приготовлениях и отдал приказы, которые тотчас были выполнены. Наемники знали, насколько они будут уязвимы, если враг вернется, возможно даже с подкреплением.

— Махаон, выдели десять человек для охраны повозок. Пусть все с них выгрузят, за исключением украшений леди Синэллы и ее туалетов. Надо облегчить поклажу быкам. Носилки мы оставляем здесь, чтобы сразу было понятно, что леди больше не сидит в них. И во имя Крома, заберем всех наших убитых. Раненых распределить по повозкам, пусть служанки позаботятся о них. Раненых врагов тоже!

— Нет! — вспыхнула Синэлла. — Люди Антимидеса останутся здесь! Нагую и в цепях они хотели доставить меня к нему! Они умрут здесь!

Рука Конана вцепилась в поводья, так что костяшки побелели. В висках у него застучала кровь.

— Раненых врагов тоже! — приказал он и жадно глотнул воздуха. Ему стоило невероятных усилий произнести эти слова.

Синэлла посмотрела на него с любопытством.

— Сильная воля, — пробормотала она задумчиво. — Это может даже доставить удовольствие...

Она поспешно прервала себя, словно вдруг поняла, что сказала слишком много, но киммериец не понял, что она имела в виду.

— Миледи, — обратился он к ней, — я боюсь, что вам придется сидеть в обычном седле. У нас нет с собой дамских.

Она протянула к нему руку.

— Твой кинжал, варвар.

Когда она брала кинжал, ему показалось, что искры перетекают из ее пальцев в его. Не чинясь, она разрезала свое платье спереди. Нарус подвел лошадь, и она села, сверкнув ногами, которые были обнажены теперь до самых бедер. Она не сделала ничего, чтобы прикрыть их, когда уже сидела в седле. Конан почувствовал на себе ее взгляд так явственно, точно это было прикосновением. Однако он не мог сказать, какого рода это было прикосновение. Он с трудом отвел глаза от ее ног и услышал тихий смех, который, казалось, отдавался в глубине его мозга.

— Выступаем! — приказал он резко и галопом помчался назад, к Ианте.